Кстати, вы, наверное, в курсе, что настоящий одессит никогда не произнесет название своего города так, как это делают некоторые грубые мужланы и жеманные фифочки – "Одэсса". Истинный житель Молдаванки, Большого Фонтана, Малой Арнаутской и прочих чудесных мест этого благословенного города всегда скажет нежно и кратко "Одеса"! И все вокруг поймут, что этот паренек чего-то стоит в этой жизни. Впрочем, шо это меня потянуло на Приморский бульвар и Дерибасовскую? Не пора ли о деле!?

 Думаю, что каждому просвещенному индивидууму известно, что в этой самой красавице Одессе каждый второй "мальчишка голоштанный с ребячьих лет считался заправским моряком". Но, спрошу я вас, много ли знаменитых певцов и артистов получилось из этих заправских морячков? Вижу, что вы отчего-то засмущались?! То-то и оно – катастрофически мало! И среди всех славных одесситов самым неподражаемым и единственным был и остается великий Лёдя Утёсов, которому аккурат сегодня нежданно-негаданно кандехнуло аж целых 115 годочков.

Я не знаю, почему хороший мальчик Лёдя Вайсбейн вдруг решил заняться таким неприбыльным делом, как лицедейство и пение. Его почтенный отец Осип Вайсбейн, как об этом нам докладывают анналы, "жил, что называется, с порта — купить-продать. Маклер, одним словом. Семья — жена и пять человек детей. "Главное, что интересно, — говорил господин Вайсбейн приятелям, таким же мелким торговцам, — они все хотят кушать. И что характерно, каждый день и не по одному разу!" Желая дать любимцу Лёде хорошее образование, папаша определил его в коммерческое училище. Не ведаю, знал ли почтенный Осип, что в этом училище был хор и духовой оркестр. Наверное, знал и не возражал, потому что с лёдиного детства все время просил мальца чего-нибудь спеть. Тот исполнял волю Вайсбейна-старшего, наслушавшись у соседа граммофонных записей.

Впрочем, я уже начинаю потихоньку понимать, что мне уже давно пора замолчать и передать слово самому виновнику торжества. Вот что он рассказал нам за свое детство: "Я уже знал, что должен петь арию Ленского. В фонографе не очень четко были слышны некоторые слова, так я пел, как слышал: "Куда, куда вы увалились, златые пни моей весны?" И эти "пни" приносили солидный гонорар: за исполнение папа давал мне три копейки — для начинающего певца немалый гонорар". Но умный папа понимал, что "Пнями златыми" в дальнейшей жизни сыт не будешь и, как уже было сказано, определил Лёдю в коммерцию. Наивный папа думал, что его Лёдя научится делать деньги, а тот, оказывается, большую часть времени занимался музыкой, пел и даже выступал на сцене! Более того, этот неблагодарный сын как-то раз, придя домой, сказал: "Ша, папа! Надоела мне ваша коммерция, я уже теперь буду петь!"

Не знаю, был ли в тот вечер у почтенного Осипа сердечный приступ, но когда он оправился, то запретил сыну вообще заниматься музыкой. Стало быть, тогда сын папу не убедил. Но он был вполне покладистый паренек, не стал спорить, а просто в 1912 году ушел из училища и устроился в городской цирк. Папу было, конечно, жалко, но искусство, как известно, всегда требовало жертв. Лёдя пошел "в разнос": играл в мюзик-холле, театре миниатюр, бродячих труппах, etc., etc. Его "беда" состояла еще и в том, что он был так ненасытен до музыки, как наша обожаемая тетя Софа - до штруделя. Еще в училище он играл в симфоническом оркестре на скрипке, в щипковом - на пикколо-балалайке и в хоре был не последним солистом.

А самое главное – он был упрямым, как буйвол, которых в то время, к счастью, по Одессе шлялось не очень много. В конце концов, из-за этой своей кошмарной упёртости, он пошел-пошел вверх и докатился до того, про что вы знаете гораздо лучше меня. Но вряд ли вы знаете, что произошло восьмого марта 1929 года в Ленинграде. А произошло то, что там дебютировал театрализованный джаз Леонида Утесова с программой "Теа-джаз". Сказать, что это был какой-то новый жанр - это значит ничего не сказать. Потом таких лабухов было немало, но тогда это было расценено так, как будто на сцене стоял не наш Лёдя, а какой-нибудь ихний загнивающий сачмо. Чего он только не выделывал на сцене, этот хитрый одессит: и дирижировал, и конферировал, и танцевал, и пел, и на скрипке играл, и стихи читал! Под стать своему "бугру" были музыканты: подобрал-таки шайку-лейку! Они то и дело вмешивались в его конферанс, норовили пошутить, разыграть сценку или сделать ногами какой-нибудь невероятный крендель.

А что было после того концерта, это надо было видеть и слышать! Вы когда-нибудь стояли на берегу моря в Одессе в ноябре-декабре месяце? Нет? Тогда мне придется вам рассказать, что там бывают такие штормы, которые своими волнами могут снести не только вашу ветхую дачу на Большом Фонтане, но даже каменный дом на Пересыпи. Так вот точно такой шторм поднялся в зале после концерта Лёди. Сам он говорил по этому поводу так: "Когда мы закончили, плотная ткань тишины зала словно с треском прорвалась, и сила звуковой волны была так велика, что меня отбросило назад. Несколько секунд, ничего не понимая, я растерянно смотрел в зал. Оттуда неслись уже не только аплодисменты, но и какие-то крики, похожие на вопли. И вдруг в этот миг я осознал свою победу… Я знал успех, но именно в этот вечер я понял, что схватил "бога за бороду". Я понял, что ворота на новую дорогу для меня широко распахнулись. Я понял, что с этой дороги я никогда не сойду".

Потом были тысячи других триумфов на эстраде. Были и знаменитые "Веселые ребята" в кино. Была редкая народная любовь. Ему писали письма не только как исполнителю популярных песен, но и как другу, и даже родному человеку. Вот только одно из писем. Майор И. Сальмонт писал любимому артисту с фронта: "Но как приятно отдохнуть от пуль, снарядов, грязи, ветра в землянке той, где есть со мной мой патефон и голос ваш родной...". Я, конечно, друзья мои, мужчина – в самом соку и далеко не мягкотелый, но, прошу пардону, как это прочел, так сразу пустил слезу.

Ледя, слава Богу, шел своим магистральным путем на радость нам аж до 1966 года, когда вынужден был покинуть эту заразу под названием сцена. И шо вы думаете, после этого он до 88 годочков киснул в кресле перед ящиком и пил на даче квас? Таки нет! Наш Лёдя до преклонных лет был крепок телом и духом и остер на словцо. То есть оставался настоящим одесситом. Ему было 80 лет, когда режиссер Леонид Марягин пригласил его на премьеру своего фильма – в нем звучала песня в исполнении Леонида Осиповича. Марягин заявил, что Утесова тоже считает членом творческого коллектива и надеется еще долго с ним сотрудничать. Зал зааплодировал, а Утесов встал и сказал: "Можно, я расскажу вам один подходящий к случаю анекдот? Одного 80-летнего старца приговорили к 25 годам тюрьмы. Старец этот прослезился и сказал судьям: "Граждане судьи, благодарю вас за оказанное доверие!"

Скажу вам честно еще раз, многоуважаемые граждане, что наш великий Лёдя так прославил Одессу, что, если бы не любовь к этому роскошному названию, я бы потребовал от городских властей переименовать этот город в Утёсов. Шучу, шучу… Да и Лёдя бы не одобрил. Так что пусть будет, как есть. Вот только не знаю, есть ли в Одессе памятник Лёде. Надо съездить, проверить. Если нет – тогда и слов нет. Позор на мои седые пейсы!

Хотя памятник-то в любом случае есть. Он – в душе. В ней всегда поет Лёдя:

Ты - одессит, Мишка, а это значит,

Что не страшны тебе ни годы, не беда…

"Боже мой, Лёде 115 лет! - воскликнет иной не очень юный одессит. – Как время бежит! А мы-таки поем и поем его песни! И, шо удивительно, чувствуем себя при этом совсем не плохо!"

Азохнвей! Почему бы тогда не продолжить петь и дальше!

Читать статьи...